Ведёт, значит, Чарльз дело одной тети, скажем, по имени Мария. У Марии абсолютно стандартная ситуация: незаконное пересечение границы, трое рождённых в Америке детей, судимость за работу по поддельным документам и переданное в депортацию дело. На легализацию ей рассчитывать нечего, при её судимости получилось бы выйти с минимальными потерями, но есть в деле оптимистичный аспект: отец её детей - легальный резидент США. То есть, при заключении брака и подачи иммиграционной петиции есть шанс на перспективу ввезти Марию по иммиграционной визе из Мексики.

Однако сказать это легче, чем сделать. Комбинация получается многоходовая - брак - иммиграционная петиция - полгода до одобрения - ещё два года в очереди на получение визы - интервью в консульстве - обязательно отказ, потому что отказ положен за незаконное пересечение границы - подача документов на "прощение" на основании наличия малолетних детей - выпуск "прощения" - выдача визы - въезд Марии уже в статусе резидента.

Дело при этом находится в депортационном суде, значит выезжать нельзя, потому что выезд во время депортационного процесса приравнивается к депортации и закрывает перспективы въезда обратно. Значит, нужно получить разрешение судьи на voluntary departure, те добровольный выезд за собственные деньги, который не несёт правовых последствий депортации. И получить его можно на следующем слушанье, которое через четыре месяца, но это означает на практике, что все последующие этапы мы будем проходить пока Мария находится за пределами страны, а её малые дети и муж - внутри. Что, конечно, крайне нехорошо для семейной жизни.

Поэтому мы с Чарльзом начинаем работать с двух сторон: с одной надо ускорить рассмотрение семейной петиции в административных структурах, с другой - максимально затянуть суд, чтобы два процесса синхронизировались и Мария выехала из страны с разрешения судьи и ровно накануне назначенного ей в консульстве интервью.

За месяц до назначенного судебного заседания мы втроём встречаемся у меня в офисе и в понятных испанских выражениях объясняем Марии наш план. Рисуем ей для наглядности схемки, показываем календарь, и расписываем с точностью до недели, как будет развиваться дело. Говорим Марии, что у неё есть либо опция несколько лет апеллировать решение о депортации, а потом скорее всего быть депортированной, либо взять voluntary departure по нашему плану и после отсутствия в 4-5 месяцев въехать в страну в качестве легального резидента. Помогаем ей посчитать издержки на госсборы и адвокатские услуги и в том, и в другом случае. Обещаем уломать судью вынести решение с такими сроками, чтобы поездка в Мексику пришлась на летние каникулы её детей.

Мария слушает, согласно кивает, и на все аргументы отвечает фразой "no quiero salir." У меня от этой фразы нервно дергается глаз и я говорю Чарльзу, что надо брать с Марии расписку, что все эти соображения ей изложили словами через рот, потому что с неё станется. Мы пишем все вышеизложенное по-испански, Мария это внимательно несколько раз читает, и ставит свою подпись под фразой, что два адвоката проинформировали её, что такой ход действий будет в ее интересах.

Дальше Чарльз отъезжает миссионерствовать, а я иду с Марией в суд. Прямо перед слушанием спрашиваю её, понимает ли клиентка, что у нас нет никаких опций защиты от депортации, что это будет слушанье не про беженство, не про отмену депортационного процесса по гуманитарным соображениям - мы будем аргументировать для судьи почему ей можно дать возможность уехать добровольно. Мария кивает и говорит: "Entiendo, pero no quiero salir." Я её уверяю, что все будет пучком, делай, что тебе говорят, и вернёшься домой в установленные сроки с гринкард в кармане.

Дальше мы проводим слушанье. Судья офигительно недоволен тем, с делом нельзя разобраться здесь и сейчас. Он, вообще-то, хочет тётку с судимостью отправить в Мексику немедленно. Я ползаю перед ним на брюхе, размахивая квитанцией, подтверждающей, что дело по семейной петиции находится на рассмотрении, и украдкой показываю клеркам фотографии детей клиентки, пытаясь вызвать человеческие чувства.

В конце-концов, судья говорит, что черт с вами, я вам дам приказ с разрешением на добровольный выезд в апреле следующего года и подпишу ей 120 дней с момента вступления приказа в силу на отбытие. Я целую судье ноги и благодарю за великодушие. Клиентка рядом льёт слезы, которые я по наивности принимаю за слезы благодарности, но сквозь всхлипывание до меня доносится no quiero salir.

Потом наступает апрель. Семейная петиция одобрена и очередь на визу подошла. Чарльз, который из своей миссионерской поездки уже вернулся, идёт с клиенткой в суд и под бурчание судьи "что-то я слишком к вам добр" получает приказ клиентке добровольно и за собственные деньги выехать в Мексику в течение 120 дней.

Клиентка берет приказ и сливается. Письма от адвоката с напоминанием, что надо бы назначить интервью в консульстве и подготовить документы на разрешение вернуться по гуманитарным основаниям, уходят в пустоту. Телефон плюётся автоответчиком. Адвокат резонно заключает, что Мария нашла для завершения дела другого адвоката и в какой-то момент перестаёт интересоваться её судьбой.

Вспоминаем мы о Марии аккурат после выборов нового Президента, в ноябре. Чарльз звонит мне и говорит: "Слушай, эта красавица подала на нас с тобой жалобу в коллегию."

Как несложно догадаться, получив судебное предписание, Мария немедленно засунула его куда подальше, и пошла жить так, будто в её жизни ничего не случилось. Письма от адвоката и какие-то повестки от иммиграционных служб она выбрасывала. Результаты президентских выборов включили в её сознании режим паники и она поняла, что можно бы поинтересоваться статусом своего иммиграционного дела.

Идти к предыдущему адвокату она постеснялась, поэтому пошла к другому, которого нашла через справочник Vida Latina. Этот другой адвокат ей популярно объяснил, что если получить разрешение на добровольный выезд, но при этом не выехать, приказ автоматически конвертируется в депортационный. Два компонента, которые делают дело приоритетным по новой политике - наличие судимости и открытый депортационный приказ. То есть, не сегодня-завтра Марии в дверь постучат парни в униформе депортационной полиции, и повезут симпатичную и работящую мать троих детей в наручниках в сторону Мексики. А если она после депортации попробует вновь пересечь границу нелегально, её посадят в тюрьму, потому что незаконное пересечение границы после депортации - уголовное преступление.

Привычно возопив no quiero salir, Мария пошла по знающим людям выяснять, как вернуть все обратно. Умные люди научили Марию, что есть только один способ открыть депортационный процесс заново и упросить судью пере-выпустить разрешение уехать добровольно - написать в коллегию жалобу, что представлявший Марию адвокат не рассказал ей, как именно работает механизм voluntary departure и оттого она не выехала в нужные сроки.

Мария тщательным образом изложила в письменном виде свои претензии ко мне, Чарльзу, а заодно и к судье, поскольку все эти злодеи не рассказали доброй женщине, в чем суть депортационного процесса и какие действия от неё ожидаются. Письмо отправила в коллегию, откуда предсказуемо позвонили сначала Чарльзу и спросили, как дело было.

В качестве ответа Чарльз отправил в коллегию следующие документы:
1. Бумагу, подписанную Марией у меня в офисе, подтверждающую, что ей изложили поэтапный план развития событий.
2. Копию ходатайства о предоставлении Марии права уехать добровольно, с описанием всех её обстоятельств и просьбой об отсрочке в выдаче приказа.
3. Копию всех писем, отправленных адвокатом на адрес Марии заказной почтой, напоминающих ей выехать из страны в предписанные судьёй сроки.
4. Транскрипт судебного заседания, с выделенной частью, в которой судья через переводчика спрашивает у Марии, согласна ли она выехать в указанные сроки и явиться в нужное время на интервью в консульство, и Мария отвечает утвердительно.
5. Приказ суда, с пометкой, что копия была вручена клерком в присутствии адвоката Марии лично в руки, в котором написаны сроки для выезда и что будет за нарушение этих сроков.

После этого из коллегии ответили, что ни ко мне, ни к Чарльзу претензий не имеют, а о дальнейшей судьбе Марии мне ничего не известно. Не удивлюсь, однако, если вскоре увижу её лицо на телеэкране в окружении обеспокоенных протестующих, сетующих на негуманность выдворения из страны трудолюбивой матери троих детей.

Так вот. Честное слово, мне очень жаль прикормленных у пирса рыбок. Но мне кажется, что туристический сезон закончился и выживут только те, кто вовремя сообразит не полагаться на щедрость обитателей суши, а начнёт делать то, что предписано природой.