Господь лихую шутку учинил, когда сюжет еврея сочинил (Губерман)
Царь-колокол безгласный, поломатый,
Царь-пушка не стреляет, мать ети;
и ясно, что евреи виноваты,
осталось только летопись найти.
Везде, где не зная смущения,
историю шьют и кроят,
евреи - козлы отпущения,
которых к тому же доят.
Любая философия согласна,
что в мире от евреев нет спасения.
Науке только все еще не ясно,
как делают они землетрясения.
Не в том беда, что ест еврей наш хлеб,
а в том, что проживая в нашем доме,
он так теперь бездушен и свиреп,
что стал сопротивляться при погроме.
Везде, где есть цивилизация
и свет звезды планету греет,
есть обязательная нация
для роли тамошних евреев.
Евреев не любит никто, кроме тех,
кто их вообще не выносит;
отсюда должно быть родился наш смех
и пляски на скользком откосе.
Вождям ночные мысли сон развеяли,
течет холодный пот по неглиже;
америки, открытые евреями
никак не закрываются уже.
В года, когда юмор хиреет,
скисая под гласным надзором,
застольные шутки евреев
становятся местным фольклором.
Сибирских лагерей оранжерея,
где пляшет у костра лесное эхо -
вот лучшая теплица для еврея,
который не созрел и не уехал.
Сегодня евреи греховны
совсем не своей бухгалтерией,
а тем, что растленно духовны
в эпоху обжорства материи.
Всегда еврей легко везде заметен,
еврея слышно сразу от порога,
евреев очень мало на планете,
но каждого еврея - очень много.
Везде, где есть галантерея
или технический прогресс,
легко сей миг найти еврея
с образованием и без.
Наскучив жить под русским кровом,
евреи, древние проныры,
сумели сделать голым словом
в железном занавесе дыры.
А слух - отрадный, но пустой,
что ихний фарт накрылся пылью,
навеян сладкою мечтой
однажды сказку сделать былью.
Евреи даже в светопреставление,
сдержав поползновение рыдать,
в последнее повисшее мгновение
успеют еще что-нибудь продать.
У власти в лоне что-то зреет,
и, зная творчество ее,
уже бывалые евреи
готовят теплое белье.
Во тьме зловонной, но тепличной,
мы спим и слюним удила,
и лишь жидам небезразличны
глухие русские дела.
Раскрылась правда в ходе дней,
туман легенд развеяв:
евреям жить всего трудней
среди других евреев.
Нет ни в чем России проку,
странный рок на ней лежит:
Петр пробил окно в Европу,
а в него сигает жид.
Как все, произойдя от обезьяны,
зажегшей человечества свечу,
еврей имеет общие изъяны,
но пользуется ими чересчур.
Перспективная идея!
Свежий образ иудея:
поголовного агрессора
от портного до профессора.
Вечно и нисколько не старея,
всюду и в любое время года
длится, где сойдутся два еврея,
спор о судьбах русского народа.
Им не золото кумир,
а борьба с борьбой за мир;
как один головорезы,
а в штанах у них обрезы.
Что ели предки? Мясо и бананы.
Еда была сыра и несогрета.
Еврей произошел от обезьяны,
которая огонь добыла где-то.
Свет партии согрел нам батареи
теплом обогревательной воды;
а многие отдельные евреи
все время недовольны,
В российской нежной колыбели,
где каждый счастлив, если пьян,
евреи так ожидовели,
что пьют обильнее славян.
Евреи лезут на рожон
под ругань будущих веков:
они увозят русских жен,
а там - родят большевиков.
Случайно ли во множестве столетий
при зареве бесчисленных костров
еврей - участник всех на белом свете
чужих национальных катастроф.
Во всех углах и метрополиях
затворник судеб мировых,
еврей, живя в чужих историях,
невольно вляпывался в них.
Сквозь бытия необратимость
евреев движет вдоль столетий
их кроткая неукротимость
упрямства выжить на планете.