Едва только в Ленинграде 1941 года раздавался сигнал воздушной тревоги, как в небо поднимались «ястребки» – самолёты-истребители. Они защищали Великий город.
  В те суровые дни на Ленинградском радио был создан образ молодого бойца Сени Ястребкова. Фронтовики всегда с нетерпением ждали очередной передачи с его участием.
  При подготовке одной из программ не хватало песни.
  Композитор Соловьёв-Седой наиграл мелодию.

  — Слов нет, музыка хороша, — сказала находившаяся в студии поэтесса Людмила Давидович.
  — Музыка хороша, — согласился режиссер, — но завтра передача, а слов – нет.
  На следующее утро Давидович принесла «слова».
  Программа вышла в эфир. Не успев выучить стихи наизусть, песню исполнил с листа игравший роль Сени Ястребкова, тогда молодой, ныне народный артист СССР Александр Борисов.
  Её подхватили и запели ленинградцы, а потом она понеслась по всем фронтам Великой Отечественной войны.
  Песня называлась «Играй, мой баян».
  ... Мы праздновали двадцатилетие прорыва Ленинградской блокады. Кто-то включил магнитофон. Раздалась знакомая мелодия.
  — Вы помните, как эта песня была написана, — сказала мне Людмила Давидович. — А вот связанный с ней эпизод. После войны я переехала в Москву и, чтоб получить прописку, пришла с заявлением к начальнику милиции.

  — Чем вы занимаетесь? — спросил он.
  — Я литератор. Пишу песни.
  — Какие песни?
  — Разные... Вот, например, «Играй, мой баян».
  — Что?! — сказал начальник. — «Как под-ру-угу, мы Родину любим свою...» Это вы? А не Соловьёв-Седой?
  — Он написал музыку, а я – слова.
  — Что же вы сразу не сказали? — сердито улыбнулся начальник. — Вас можно прописать по всей линии фронта, от Белого до Чёрного моря. — И поставил резолюцию.

http://valsur.livejournal.com/335230.html

  Ученик Леонидова – народный артист РСФСР И. Рапопорт рассказывает, как Леонид Миронович в споре о ненавистном ему формалистическом театре сказал:
  — Идёшь по улице, видишь что-то фиолетовое, подходишь, оказывается дерьмо. Отвернёшься и пройдёшь мимо. Но ведь фиолетовое, вот и подходят, смотрят.
  Заранее условившись, мы встретились с Леонидом Мироновичем в Театральном институте. Он пригласил меня на свою лекцию. У входа в аудиторию к Леонидову подбежал студент. Почтительно склонясь, он заговорил:
  — Леонид Миронович! Я счастлив... Я благодарен... На вашей прошлой лекции я понял... Вы...

  Леонидов приостановился, стукнул тростью об пол и всей грузной своей фигурой повернулся к собеседнику. Один глаз у него прищурился, а другой, круглый, широко раскрытый, впился в студента. Тот словно поперхнулся и смолк.
  Нависла пауза.
  — Молодой человек, — тихо сказал Леонидов, — тот, кто всё понимает в искусстве, не понимает в нём ничего.
  И следом, будто про себя, уже не студенту, а куда-то в пространство:
— Неверная у подхалима карьера. Девять задов вылижет, а десятый так с ним обойдётся, что ни в какой бане не отмоется.
  Студент растворился. Будто и не было.
  Мы вошли в аудиторию.

http://valsur.livejournal.com/335007.html

  Александра Трифоновича Твардовского я рисовал «из-за угла» во время одного из пленумов Союза писателей.
  Зная его нелюбовь ко всяческой рекламе, я старался пристроиться так, чтобы сделать рисунок незаметно для него. Но Твардовский всё же обнаружил мой манёвр. Сначала, приняв будто бы более удобную позу, он прикрыл лицо рукой, а потом и вовсе пересел на другое место. Тогда и я, как бы ненароком, встал, походил немного и вновь, на этот раз более удачно, занял выгодную позицию.

  Рисунок был опубликован. Мы случайно встретились с Твардовским в Доме литераторов и шутя вспомнили наши «тактические» действия на пленуме.
  — Александр Трифонович, — спросил я, — почему вы сбежали? Ведь Теркин никогда не бегал от врага!
  Твардовский достал папироску. Зажигая спичку, он сложил ладони, как будто прикуривал на ветру, и сказал:
  — Но ведь Теркин просто так не подставлял голову.

http://valsur.livejournal.com/333850.html

  Студия киноактёра. На сцене Малого зала идёт репетиция спектакля «Синяя птичка» – весёлого обозрения на тему искусства. В спектакле заняты известные актёры старшего поколения: Тенин, Мартинсон, Сухаревская и талантливая молодёжь. Режиссер – Виктор Драгунский. Авторы: Михаил Пустынин, Андрей Карасёв, Владлен Бахнов, Людмила Давидович и сам режиссёр. Мне поручено декоративное оформление.
  Художественных руководителей два, оба уважаемые, оба маститые, – Михаил Ильич Ромм и Сергей Апполинарьевич Герасимов. Характеры в высшей степени разные.

  Герасимов внимательно следит за ходом репетиции. Уходит только тогда, когда его вызывают по каким-либо делам. Возвращается и снова наблюдает происходящее на сцене. Мы создаём сатирическое представление, но лицо худрука бесстрастно, даже сурово.
  Появляется Ромм. Он входит улыбаясь. Каждый удачный номер вызывает у него смех. Иногда он хохочет до слёз.
  Но вот настаёт день генеральной репетиции. Оба худрука садятся рядом. Начинается спектакль.
  Два часа смеётся Герасимов.
  Два часа серьёзен Ромм.
  Сергей Апполинарьевич, наконец, даёт волю своим чувствам, а Михаил Ильич сдержан. Он облегченно улыбается лишь после того, как дают занавес.
  Больше всех смеётся представитель реперткома – судьбу спектакля решает он...

http://valsur.livejournal.com/329363.html

  Александр Александрович Брянцев, создавший полвека назад Ленинградский театр юных зрителей, пришёл в морской фуражке. Перехватив мой удивительный взгляд, он улыбнулся...
  — До работы в театре, — сказал он, — я был моряком. Это приучило меня к дисциплине, точности, порядку, что весьма полезно и руководителю театра. И ещё... в этой фуражке я чувствую себя моложе.

  Было это в 1955 году. По заказу Лениздата я работал над альбомом «Что ни страница – знакомые лица».
  — Кого же ещё из ленинградцев вы будете рисовать? — спросил Александр Александрович.
  Я показал ему список. Он увидел имена бывших своих воспитанников, уже ушедших из ТЮЗа на большие сцены и на экраны кино: Николай Черкасов, Борис Чирков, Леонид Любашевский, Виталий Полицеймако...
  — Двух я чуть не прозевал, — сказал Брянцев. — Не помню уже почему, но на просмотре они мне не понравились. Случилось так, что за ответом оба пришли, когда я торопился на сбор труппы. Отказать, не объяснив почему, я не смог. Пришлось пригласить их на собрание. Так они и остались в театре. И что же? Оба оказались превосходными актёрами. А один даже написал для нашего театра несколько пьес.
  — Кто же они? — спросил я.
  — Теперь они широко известны, — сказал Брянцев, — Чирков прославился в фильмах о Максиме, а Любашевский сыграл в картине, поставленной по его же сценарию, роль Якова Свердлова.

  ...До этой встречи с Брянцевым, да и после неё я много раз общался с его знаменитыми воспитанниками. И всегда, когда возникал разговор об Александре Александровиче, они с благодарностью произносили:
  — Папа Брянцев.

http://valsur.livejournal.com/328631.html