РОДСТВЕННИК

…Вообще-то, я боюсь родственников. Мне всегда недоставало знаний тех людей, которые легко отличают деверя от шурина, а свояченицу от золовки. Еще меня пугает слово «зять», скользкое и холодное, как рыба. Мне почему-то кажется, что оно, это слово, появилось тогда, когда доисторические существа стали вылезать из моря на сушу. Первым вылез зять. Мокрый и наглый. Весь в водорослях. Ззззять.

Остальные слова меня тоже пугают. Трудно быть сразу деверем, шурином, внучатым племянником и кумом в одном лице, попутно выясняя, что кому-то ты еще и свояк.

Я не делаю разницы между своими родственниками, – просто не умею их различать - и, не понимая степени родства, вечно что-то путаю: свояку говорю то, что даже деверь знать не должен, а на кума смотрю как на любимого троюродного брата. А тогда на меня обижаются и брат, и кум, и орава деверей сразу.

Поэтому я побаиваюсь собственных родственников. К тому ж, они, родственники, обожают вспоминать какую-нибудь ерунду, связанную с тобой, и для них очень милую. Они сильно негодуют, если ты отказываешься в пятнадцатый раз вспоминать как, допустим, упал в канаву, или надул в три года в штаны, и что из этого вышло на потеху всем деверям, шуринам, свёкрам, невесткам, своякам и другим семиюродным кузенам.

А ещё есть же понятие «линия»!

- Он ему кто?
- Дай соображу: его свекровь нашей сватье снохой приходилась. По линии деверя.

Меня весь этот неевклидов инцест способен до кондратия довести! И я решил, что буду назначать родственников сам. Как умею. Скажем, вот ты теперь мне - шурин.

- Какой я тебе шурин, если я сват?
- Сказал «шурин», значит, - «шурин». И не лезь больше. Наколку сделай, что ты «шурин»: и тебе легче, и я сразу видеть буду.

...Вот таким «самозахватом» у меня образовался родственник, который теперь называется «золовка». Мы с ним долго разбирались, кем мы друг другу доводимся, плюнули и постановили, что мы друг другу — золовки. А его брат, который баллотировался на должность шурина, по результатам свободных, тайных и всеобщих (на троих) выборов был назначен на ответственную должность деверя.

Золовка у меня пронырливый. Как я и ожидал, он через какое-то время после знакомства полез ко мне с вопросом «как выучить английский язык?». Признаться, я этого вопроса вообще не понимаю. Поэтому, я так и ответил:

- На хрена его учить? Его просто надо знать, да и всё. А учить надо финский, он, хотя бы, интересный. Потому, что в нём, например, Россия будет Venäjä, Швеция — Ruotsi, Австрия — Itävalta, а революция — вообще vallankumous. И есть единственное слово, которое туда-сюда одинаково читается — saippuakivikauppias (продавец пемзы).

Вот это язык! На фига английский-то? - только, чтоб понимать книжку г-на Aalto «Finnish For Foreigners», которую мы в Институте им. Мориса Тореза меж собой, на переводческом факультете, называли «Пипец Иностранцам».

Тем не менее, как лезли с английским, так и лезут. Основной вопрос - «а можно по-английски сказать вот так?» Я обычно внимательно смотрю на человека и говорю: «Вообще-то, нельзя, но тебе — можно».

Золовке я то же самое говорил. И он — золовка — стал учить английский сам. Например, нужен ему бутерброд, он подумает и скажет:

- Гимми плиз ван бутерброд!

Я полагаю, всем заметно, что в этой фразе всё правильно, кроме слова «бутерброд». Но он получает именно бутерброд. Ну и на фига, спрашивается, учить английский (о чем я, собственно, и говорил изначально)?

Я вообще замечал, что за границей люди без знания языков получают передо мной сразу ряд преимуществ. Так, однажды я с двумя приятелями проходил таможню в JFK. Офицер спросил у приятелей их имена, на что они дружно вылупились, всем своим видом показывая, что и этот вопрос для них неподъёмен. При этом оба радостно тыкали в меня пальцами.

Таможенник махнул рукой, выпустил их в свободную зону и отыгрался на мне. Я ему всё рассказал, включая стих  Кольриджа «The Rime Of The Ancient Mariner» (если кто помнит, об чём это я тут). Полчаса за троих отдувался, пока те двое пиво пили.

Однажды решил привезти детям из Лондона не то вторую, не то третью книжку про Гарри Поттера. Был первый день продаж. Очереди аж на улицу. Барышня на кассе улыбнулась и сообщила, что все книги идут по записи и что она не может продать ни одного экземпляра просто так. Книжка стоила 12 фунтов или что-то около того.

«Сука какая!» - сказал про кассиршу Петя-Леша, уяснив ситуацию. После чего подошел к кассе, положил на прилавок 30 фунтов, сунул подмышку книгу и на вопли барышни веско заметил по-русски:

- Зиночка! Я вот эту херню, шо ты тут мне плетёшь, вообще не понимаю, шоб ты знала. А тридцать фунтов — хорошие деньги, ты бери, пока я не передумал. Больше ж никто не предложит.

И вышел из магазина с книжкой...

Вот и золовка мой — он такой же. Всё б ничего, но иногда его пренебрежение семантикой иностранных слов может свести с ума кого хочешь. Только мы с деверем терпим. Однажды выпивали и речь зашла о медицине. Родственник не сильно в этом разбирался, но поговорить ему хотелось.

- А у меня, - сказал он, разливая самогон, - врач один знакомый есть. Очень хороший. Если тебе надо — могу познакомить.
- Какой врач? - равнодушно спросил я, цепляя гриб на вилку.
- Этот... - задумался золовка, - щас вспомню... Патологоанатом, во! Тебе надо?

Гриб свалился на пол.

- Спасибо, - сдержанно сказал я, - пока не надо.
- Зря, - сказал родственник, - ты ж не знаешь своих сил...

Мне очень не понравилось такое замечание. Я прислушался к себе и почуял, что силы из меня начали уходить прямо тут же.

- Никто ж не знает, когда что с ним произойдёт, - сообщил золовка собравшимся.

И эта затасканная истина мне тоже не понравилась.

- Такого человека, - сказал родственник, - лучше всегда иметь в друзьях на всякий случай.

Я решительно поставил стакан и встал. Такое питьё мне уже совсем не нравилось. Впрочем, родственник, не заметив моего беспокойства, продолжил рассказ о том, какой чудесный специалист этот его патологоанатом.

- Он, - сказал родственник, - со своим чемоданчиком вообще не расстаётся. Всегда с собой на всякий случай возит. Мало ли что! По ночам его вызывают часто. Приедет, всё сделает, пальчики себе поцелуешь!

После «пальчиков» я на всякий случай прислонился к стенке.

А золовка продолжал:

- Работа у него тонкая, таких спецов — раз-два и обчёлся. Ты, Фил, не переживай, если чё, я его сразу к тебе вызову!

Я упал на стул и вцепился в сиденье.

- Тебя даже везти никуда не придётся, - сказал золовка. - Люди его на квартиру вызывают. Он всё на месте делает. Быстро, без никаких следов.

Я представил «следы» и судорожно выпил.

- Между прочим, - продолжил родственник, - у него и постоянные клиенты есть. Очень благодарят. Он к некоторым по два раза в год ездит. Им нравится уже, привыкли...

«Привыкли»!!! - просипел я.

- ...многие сами являются... Он им чё-то сделает, они исчезнут на полгода, потом опять к нему... Лучший патологоанатом города, всё-таки...

Сил моих терпеть это не было. Слишком уж живое у меня воображение, чтоб слушать как «являются» и «исчезают» покойники...

- Паш! - спросил я, трясясь. - А на хрен это надо?
- Здрасьте! - удивился родственник. - Вот будет у тебя запой, он тебя из него за полчаса выведет.
- Патологоанатом?!! Этот точно выведет!
- А что? - засуетился золовка. - Я что-то не так назвал? А как тот называется, который из запоя выводит?..

Нервы сдали. Я выпил литр и чуть не ушел в такой запой, из которого меня мог бы вывести уже только настоящий патологоанатом.

- А какая разница? - удивлялся родственник. - У этих врачей такие названия — поди запомни!
- Знаешь что? - сказал я ему. - Учи-ка ты лучше английский. Мне так спокойней будет. «Бутерброд» по-ихнему - «сэндвич»...

Такие дела. А когда у моего золовки родился ребенок, меня позвали в очередные родственники. Долго мы гадали, кем я и дитёнок друг другу доводиться будем. Осторожно решили, пускай я буду крёстным, а Колька - крестником. Вот проверяем теперь. Вроде, угадали...