Мода на протест.

Вот, например, французская Фронда, случившаяся в первые годы правления юного короля Людовика XIV. Пресыщенные и всё перепробовавшие аристократы, утомившиеся от распутства, танцев и обжираловки, с немалым удовольствием начали устраивать смуту. Большинству знатных участников Фронды было наплевать, что там делят Гастон Орлеанский и принц Конде с ненавистным кардиналом Мазарини, ибо главное – это превеликий драйв. Сходки заговорщиков, шкатулки с ядом, тайнопись на веерах, верёвочные лестницы и скрещённые шпаги. К Фронде примыкало много светских красавиц, которым просто нравилось быть в гуще событий, интриговать, заводить «военно-полевые романы» и так далее. Больше того – в дамскую «фрондёрскую» моду вошли некоторые элементы мужской одежды и вообще, участники этой, с позволения сказать, тусовки, носили ленты жёлто-соломенного цвета. Видимо, у каждого протеста, точнее у моды-на-протест имеется свой персональный колер.

В галантном осьмнадцатом столетии, также называемом Веком Просвещения, сделалась популярной светско-философическая анти-религиозность. Степень её была различной: от смакования скабрёзностей по поводу монашек до вольтеровского «Раздавите гадину!» и открытого атеизма. Стильные молодые люди, так называемые ‘petit-maitre’-ы, с удовольствием включались в эту запретную, но такую захватывающую игру. Дабы прослыть современными, они изображали этаких безбожных циников и, закатывая глаза, щебетали, что не были на мессе года этак с 1765-го. Продвинутые дамы (из тех, что увлекались электричеством, корпускулярной теорией и либертинажем) сладострастно внимали. В салонах царил дух свободы – молодые виконты рассуждали об «общественном договоре» и о парламентаризме, полагая, что короли нынче… попросту вышли из моды. Мода на протест была настолько сильной, что добралась даже до Версаля, этой святая святых французской монархии. Действительно, почему бы, пока тебе моют ноги или припудривают парик, не порассуждать об эгалитэ? Это же так остро! Потом, когда эгалитэ, наконец-то пришло в каждый дом, те виконты сильно забеспокоились – они-то полагали, что это просто веяние, смысловая виньетка, «…с блеском лёгкой болтовни», - как в пьесках Бомарше. Но это недоумение, по счастью, продолжалось недолго – виконтам отрубили головы вместе с париками и дерзновенно-модными идеями.

Ну, что же я всё о прекрасной Галлии с её котильонами и гильотинами? У нас есть и свои чудесные примеры! Так, во второй половине 1810-х – в начале 1820-х годов были страшно популярны всевозможные тайные общества, вылившиеся потом в трагедию «декабризма». Молодые дворянчики да прочие кавалергарды (чей век недолог), поняв, что шашни с фрейлинами и написание стишат в подражание Эваристу Парни – это путь в никуда, …бросались в заговорщицкую деятельность и с могучим пафосом болтали об освобождении пейзан. Впрочем, не переставая при этом собирать оброк и пользовать дворовых девок. Мода же, ёлки-моталки! Потом, уже их внуки увлеклись нигилизмом и народничеством. Надо бороться за всеобщее счастье и жить коммуной (то есть вповалку). Что там Некрасов пишет? Народ освобождён? Вроде бы да. А счастлив ли народ?! В России появились так называемые «передовые люди» - их речи были крамольны, а одежда - нарочито небрежна или вызывающа. Считалось острым и стильным – уйти жить в каморку с каким-нибудь вечным студентом, а лучше всего – с бомбистом или бакунинцем! А ещё юные барышни, отпихнув от себя надоевшее бланманже и платье цвета вер-де-гри из ткани гро-де-напль, сбегали из дома и шли работать сельскими «учителками». Потом, правда, чаще всего, они возвращались, растерянные и стосковавшиеся по бланманже. Ибо не по зову души действовали, а исключительно из «моды на протест».

В эпоху, именуемую Серебряным веком, и вовсе сделалось модным «быть против», как то: сомневаться в Боге, царе и традициях. Лучше и слаще всего об этом рассуждалось под сенью дачных вишен, в ожидании душечки - уездного доктора – к вечернему чаю с вареньицем. Надо сказать, что из протеста возникали даже целые направления, вроде футуризма, но сколько представителей юной поросли ничего не создавали, а просто колыхали воздух! Эпатировать всеми возможными способами – от декламации дерзких и вызывающих стихотворений до примыкания к движению большевиков. Для тогдашнего протеста годилось всё - чтение арцыбашевского «Санина», вскрик в ночи: «Дайте мне цианистого калия и бурю грёзовых слёз!», а также неудачная стрельба в проклятых полицеймейстеров (душителей свободы). Многие из этих протестующих гимназисток потом принялись бегать по всяким сомнительным сходкам, где их и научили нехитрой формуле «Долой самодержавие!» Царя, конечно, расстреляли, но девочкам, привыкшим к батистовым панталонам (с фестонами) и к салонным стенаниям об «эстетном грёзофарсе», легче от этого не стало, ибо их расстреляли тоже.

Но не будем о грустном и перенесёмся в славные советские времена, когда деревья были большими, кино – талантливым, а эскимо – съедобным. Как вы помните, далеко не всем гражданам великой страны хотелось строить социализм – отдельным представителям было скучно его строить. Модный протест по-советски выражался по-разному. Тому красноречивый пример – субкультура стиляг. Вообще же, подлинных, выстрадавших свою любовь к джазу и USA, «чуваков» было не так уж много – большинство тех, кого прорабатывали на педсоветах и комсомольских собраниях, просто считывали эту острую моду на протестное западничество. Не быть хомо-советикусом. Быть не в строю. Тонко высмеивать «красные тряпки» и прочие «цацки», вроде значков ГТО. Любить Голливуд и коктейли. Потому что это – нельзя, аморально, осуждаемо. Многие из них могли даже не понимать джаз и не знать ни слова по-английски. Главным в стиляжничестве было не это. Не жгучая любовь к Читтануге и Солнечной Долине. А протест. Нежелание шагать в едином строю по направлению к Светлому Будущему. Их дети станут хиппарями, о чём, собственно, и поведал нам Виктор Славкин в своей «Взрослой дочери молодого человека».

«Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си», - шутили диссидентствующие физико-лирики из НИИ-ных курилок 1970-х. Перегоревшие и надорвавшиеся в 1960-х (когда протест был не в моде!), они упёрлись в пустоту и принялись соревноваться друг с другом в неприятии советской власти. Ночами слушали «голоса» Америки и ФРГ, ловили каждое слово Севы Новгородцева с Би-Би-Си, иронизировали по поводу пятизвёздочного генсека. Опять-таки, сие не было каким-то особым политическим убеждением – реальных вражин было мало. Просто в интеллектуально-эстетных кругах, где принято – под кофе, а лучше под водочку - рассуждать о Шнитке и Булгакове, следовало позиционировать себя в качестве этакого диссидента, пострадавшего на «бульдозерной выставке». Интересно, что сейчас многие из этих людей, будучи уже стариками, перешли в яро-противоположную категорию и заделались такими лютыми зюгановцами, что смотреть приятно. Однако ж выясняется главное – они и тогда не собирались ничего ломать. Просто мода на антисоветчинку захлёстывала их – молодых, рьяных и бородатых - любящих Deep Purple (которых не передавали по «ящику»), а не Полада Бюль-Бюль оглы (которого любило Гостелерадио).

В этой связи вспоминается и молодёжный протест перестроечных времён, когда вся юная поросль кинулась в неформальные объединения и тусовки. «Мне нравится то, что не нравится вам!» - бросала в лицо родителям Авария – дочь мента. Это главное – любить Heavy Metal не за мелодию и ритм, даже не за драйв, который создаёт эта музыка, если она действительно хорошо сделана, а за то, что она «считается» дурной, слишком громкой и некомильфотной. Реальных металлистов в тех компаниях было, как обычно, мало. Основная масса – протестующие юнцы и такие же визжащие барышни, которые видели во всей этой агрессивной атрибутике – плевок общественному мнению (в харю). Таких образчиков можно привести ещё много, но незачем – суть, по-моему, и так понятна. Вот же Пушкин констатировал: «Лихая мода, наш тиран, / Недуг новейших россиян». Недуг. Мода на протест. Жизнь в стиле: «Мне это нравится, потому что это кого-то бесит!» Так и в случае с укро-вояжами наших звёзд – ущербный протестующий стиль. И никакой позиции.